Все - в твоей фантазии.| Демиург мира Тотошек.
Брат мой, брат...
Строфа 5Строфа 5. Пассаж "Удар" (Он меня не простил…)
Торрен приходил. Не каждую ночь, примерно через день, порой – раз в три дня, но Сирин был на седьмом небе от счастья – ведь его любимый принц принадлежал ему. Тор отдавался, он жался к Советнику, как бездомный щенок, просящий о ласке, ищу-щий тепла, он умолял любви и внимании – и Сирин изливал на него всю нежность, что у него была, он был чуток и осторожен, он был мягок и деликатен, порой – неудержимо страстен и горяч, но – никогда груб или жесток. И Торрен, кажется, даже начал доверять ему.
И Сирин уже не обращал внимания на то, что во время занятий любовью его принц произносит имя своего старшего брата.
Сирин был счастлив. Сердце его каждый раз радостно трепыхалось, едва он слышал легкий скрип двери, и начинало колотиться как бешеное, когда он видел тонкую, гибкую фигурку, бесшумно проскальзывающую в его покои. Торрен приближался к нему сам, одним плавным движением усаживался на колени, обвивал руками шею и медленно приближал лицо – но целовал первым всегда Сирин. Тор только отвечал – и этого Ро’Шерру хватало с лихвой.
Советник подхватывал принца на руки и, осыпая его лицо поцелуями, нес на кровать, бережно опрокидывал на одеяло, не спеша стаскивал одежду. Торрен был покорен – наверно, даже свяжи его Сирин или пожелай он взять его грубо, причинив боль, поиздеваться над ним, помучить его, он бы и тогда не воспротивился. Ведь все это происходило по просьбе Торрена, и принц, видимо, считал себя обязанным Советнику.
Сирин любил по утрам просыпаться первым и, повернувшись набок, молча любоваться лицом спящего принца, изредка перебирая его длинные волосы или легонько водя кончиком пальца по нежной коже. Он не решался будить его, но когда Тор просыпался, то получал от заждавшегося его пробуждения Советника щедрую порцию утренних поцелуев и объятий.
А потом он уходил.
А ночами – возвращался.
Трион всегда был сильным. И, хотя это казалось ему самому невероятным, он в какой-то степени смирился со своим горем – со знанием, что у его братишки есть другой. В душе Трион смеялся над собой – дурак, сам ведь говорил, что не питает никаких надежд и даже не собирается ничего предпринимать, а ведь попытался и, когда понял, что все потеряно, чуть не свихнулся. Видимо, надежда у него все-таки была, хотя он сам себе в этом не признавался.
Маска сурового и надменного принца дроу так прочно приклеилась к лицу, что даже Оллеро удивлялся тому, каким холодным и жестким стал его друг. Маска вросла в кожу, слилась с ней, заставила застыть черты лица – а ведь она была всего лишь эхом той пустоты, что поселилась в груди Триона, ее отражением, ее проявлением, ее детищем. И чем заполнить эту пустоту, да и можно ли вообще это сделать, Трион не знал.
Но, как оказалось, можно. Пустота взорвалась и наполнилась огнем и яростью – внезапной, обжигающей, горькой.
Трион отстраненно замечал, что Сирин Ро’Шерр в последнее время выглядит необычно веселым и довольным жизнью, но был слишком занят своими проблемами, чтобы обращать внимание на Королевского Советника. Зато от Торрена, как кронпринц ни старался, он часто не мог отвести глаз. Дариэль уехал месяц назад, так что Тор остался без любовника, и Триону было интересно, каково сейчас его братишке. В первые дни Торрен чах просто на глазах, чем немало тревожил старшего, но вскоре оправился, расправил плечи и снова начал улыбаться, и Трион успокоился.
Он не знал.
До одного званого вечера, во время которого он, как всегда, невольно наблюдал за своим братишкой.
Торрен стоял в отдалении, за столом с десертами, не привлекая внимания, и потому никто не заметил, как Королевский Советник подошел к принцу и положил руку ему на талию.
Триона будто пронзила раскаленная стрела.
Сирин!
Эта белобрысая язва нагло лапала его младшего брата! И если бы только лапала! Сирин нашептывал Торрену на ушко что-то нежное, мимолетно касался губами его щеки, гладил волосы, а потом, улучив момент, повел прочь из зала. Трион незаметно последовал за ними. Он намеренно дал им уйти немного вперед, чтобы они, упаси боги, не обнаружили его, а потом, когда заглянул в маленькую гостевую комнатку, куда зашла парочка, прирос к месту.
Сирин и Торрен занимались любовью.
Прямо на столе, скинув на пол все, что на оном столе находилось, не замечая ничего вокруг, полностью поглощенные друг другом. Сирин медленно, с наслаждением раздевал принца, что-то сладко приговаривая, целуя его лицо и шею, а Торрен откидывал голову назад и покорно распластывался на столешнице, позволяя Советнику делать с собой все, что угодно.
Трион промчался по коридорам как безумный и опомнился только у порога своих покоев. Распахнул двери, едва не сорвав их с петель, схватил бутылку вина и, упав в кресло, приложился к горлышку.
Трэш фар’рехт! Эта белобрысая сволочь трахает его брата!
Осушив бутылку на треть, Трион наконец оторвался от нее и обмяк в кресле, пытаясь привести в порядок скачущие мысли и унять бешено бьющееся сердце.
Торрен спит с Сирином. Трэш, а как же Дариэль? Может, его братишка и светлый поссорились? Расстались? Один из них бросил другого? Да нет, Трион бы заметил, даже если бы малолетки попытались это скрыть. Когда они прощались перед отъездом Дариэля, кронпринц не почувствовал никакого напряжения или притворства в их поведении. Но Тор…
Он что, изменяет своему любовнику?
Да нет, невозможно! Трион раздраженно взлохматил волосы. Торрен не такой, он не станет обманывать!
Или же… Трион замер от внезапной догадки.
Он спит с двумя?!
Кронпринц зло скрипнул зубами.
«Вот как, братишка. Играем на два фронта. А ты у меня не промах…»
Он злился, злился безумно, но злость эта была вызвана ни чем иным, как ревностью и завистью.
Эти двое, они трахают его брата, они могут быть с ним, могут целовать его, ласкать, могут брать его – а он, любящий его больше всего на свете, не может!
А Торрен… Если бы он действительно был влюблен в кого-то одного, Трион бы смирился с этим, попытался бы подавить собственное чувство, заставил бы себя порадоваться счастью братишки. Но с двумя…
Нет, не бывает любви к двоим! Принадлежать всем сердцем можно лишь кому-то одному! Нельзя, нельзя любить двоих!
Трион внезапно замер, поняв, ЧТО он только что подумал.
Нельзя любить двоих.
А любить родного брата – можно?
Трион, зло шикнув сквозь зубы, сцапал бутылку с вином. Этой ночью он планировал напиться до потери сознания.
Торрен смотрел на старшего брата с недоумением и обидой. За сегодняшний день Трион уже пять раз грубо отшил его, когда Тор сунулся к нему с вопросами относи-тельно приезда светлоэльфийской делегации.
И не только сегодня – в последние дни Триона было не узнать. Нервный, резкий, постоянно на всех огрызающийся, он уже сделал заиками треть темноэльфийского двора. Он как вихрь влетал в самые жаркие споры, не боялся по полной пикироваться с Сирином Ро’Шерром и даже осмелился надерзить отцу!
А уж как он обращался с младшим братом… Пару раз он едва не довел Торрена до слез, за что кронпринца хором осуждали свет, министры, советники и родители. Но Триону, казалось, на все было плевать. Только с Оллеро он разговаривал более-менее нормально, остальные же боялись к нему даже подступиться.
И никто не знал, что вечерами старший принц дроу лежит на кровати, безжалостно сминая подушку, и беспрерывно стонет, рассказывая лучшему другу о своей безответной любви.
— Я не знаю, Оллеро, — жалобно говорил Трион. – Едва я вижу его, меня берет такая злость… Мне хочется ударить его. Ударить! Торрена! Да я… Но Оллеро, этот паршивец спит сразу с двумя… а может быть, и с кем-то еще!
— Трион, ты же ничего не знаешь, — успокаивал его Дро’Шанети. – Этому может быть объяснение.
Трион мрачно усмехался.
— Разумеется. Объяснение есть. Мой братишка так прекрасен, что его хотят все. Так что я при всем желании не могу осуждать светлого и эту белобрысую язву.
Трион так ничего и не сказал толком о времени приезда делегации из Веллариэля, так что Торрен, желающий знать, когда ему ждать Дариэля, подстерег брата в пустом коридоре королевского замка.
— Трион! – Тор вырос перед братом буквально из ниоткуда. Кронпринц поморщился.
— Опять ты. Да что тебе от меня надо?
— Скажи мне, когда приезжают светлые эльфы, и я от тебя отстану! – упрямо сказал Торрен.
Трион осклабился.
— Что, не можешь дождаться своего светлого дружка?
— Я соскучился, — тряхнул головой Тор. – Трион, ну в самом деле, что ты вредничаешь?
Кронпринц фыркнул и, обогнув брата, пошел дальше.
— Трион! – возмущенный Тор схватил его за рукав. – Да что с тобой, трэш фар’рехт, происходит?
Трион внезапно грубо оттолкнул его.
— Со мной? Ничего! А вот что с тобой происходит, братишка?
— Что? – Торрен непонимающе воззрился на брата. – Трион, ты о чем?
Кронпринц уже мысленно ругал себя последними словами за то, что сорвался. Он ни в коем случае не хотел, чтобы Торрен знал, что он видел. Трион лихорадочно искал способ сменить тему.
— О том, что у меня нет времени возиться с капризными и своенравными мальчишками вроде тебя! – припечатал он брата. – Тор, тебе уже за сто! Когда ты повзрослеешь?
При виде обиженной мордашки младшего у Триона сжалось сердце. «За что? – говорили глаза Торрена. – Что я тебе сделал? За что ты меня так?»
«Боги, какая же я сволочь…» — мысленно скрипнул зубами кронпринц.
— Трион… ты что… Я же… я же ничего… — растерянно пробормотал Торрен.
Трион скривил губы.
— У меня куча дел. Так что будь добр, не путайся у меня под ногами.
Он сделал шаг, но Торрен вдруг бросился следом за ним, схватил брата за запястье.
— Трион!..
Кронпринц сначала и сам не понял, что произошло. Он просто резко развернулся, машинально вскинул руку… а потом вдруг увидел, что Тор отшатывается от него, прижимая ладонь к щеке.
Трион прирос к месту. Сердце его пропустило удар, еще один… а потом заколотилось как безумное, и все тело пронзила острая, горячая, острозубая боль.
Он ударил его.
Он ударил своего младшего брата!
Злой огонь утробно взревел в его груди, сыто облизнулся и продолжил терзать его изнутри, обгладывая кости и вытягивая кровь.
Торрен смотрел на брата – изумленно, жалобно, растерянно, не веря, не желая верить. Однако боль, обжигающая его щеку, говорила сама за себя.
Старший брат его ударил.
Трион сжал кулаки, так что ногти до крови впились в ладони. Ему потребовалась вся его сила воли и все самообладание, чтобы сказать:
— Не попадайся мне на глаза, — а потом развернуться и уйти.
Двигался он с трудом, каждое движение – даже взмах ресниц, не говоря уже о шагах, — причиняло невыносимую боль, и ему казалось, что душа его разорвана на миллионы клочков, искусана, продырявлена, истоптана, сожжена. Сердце же… сердце продолжало биться, но самому Триону казалось, что он мертв.
«Я ударил его… я ударил его…» — тупо билась в его голове навязчивая, страшная, жестокая мысль.
Торрен потрясенно смотрел вслед уходящему брату. Когда тот скрылся за углом, младший принц упал плечом на стену и закрыл лицо руками. Ему было больно как никогда в жизни.
Трион, старший брат… Любимый, желанный, ненаглядный старший брат ударил его. Оттолкнул, прогнал, отшвырнул от себя! Он ненавидит его, он презирает его, он видит в младшем всего лишь раздражающую обузу! Он холоден с ним, он резок, он груб – он ненавидит его!
Боль была такая, что внутри все, казалось, было выжжено дотла. Вырвано, истерзано, измолото, поругано.
За что? За что Трион его так ненавидит?!!
— Торрен?!
Голос Сирина. Младший принц поднял голову – и успел заметить, как глаза стоящего в нескольких метрах от него Ро’Шерра затопила бешеная, слепая, дикая ярость.
— Торрен, что случилось? – Советник подлетел к Тору, схватил его за плечи. – Ты плачешь? Кто тебя обидел?
В нем пылало неистовое желание немедленно найти обидчика своего принца, швыр-нуть его к ногам Тора, чтобы ползал по полу, целовал сапоги его высочества, умолял о прощении до тех пор, пока Торрен не будет удовлетворен, а потом – четвертовать, колесовать, посадить на кол, живьем снять с него кожу и вообще применить на нем все существующие способы казни, чтобы сторицей отомстить за боль и слезы младшего принца.
Сирин заметил красный след удара на щеке Тора – и глаза его вспыхнули так, что принцу стало страшно.
— Кто? – хрипло спросил Советник, сжимая плечи Тора. – Какой ублюдок это сделал? Кто посмел? Кто… убью… уничтожу… превращу в пепел… я обеспечу ему такие пытки, что он будет умолять меня о смерти… Кто? Торрен, кто?!
Тор всхлипнул.
— Т… Трион…
Сирин откинул голову назад как от удара.
— Трион?!
«Клянусь богами и Демиургами, наш мир сошел с ума! Чтобы Трион… ударил… Тора…»
Младший принц щмыгнул носом, скуксился и, уткнувшись в грудь Сирина и крепко обняв его, зарыдал – громко, не стесняясь своих слез, выплакивая всю боль, что накопилась в его душе, зная – Сирин поймет, утешит, приласкает, укроет, защитит…
— Тор… Тор! – Советник судорожно стиснул принца в объятиях и начал гладить его по голове. – Тор, милый мой, любимый, драгоценный, не надо… Не стоит он твоих слез! Не стоит!
Торрен вздрогнул. «Дариэль говорил то же самое…»
— Да весь… весь этот мир не стоит даже одной твоей слезинки! Тор, любовь моя, не надо, — Ро’Шерр, взяв лицо принца в свои руки, принялся осыпать поцелуями его губы, нос, щеки, лоб, брови, глаза, виски, подбородок. – Не плачь, умоляю! Я… только скажи мне – я для тебя все сделаю! Только скажи! Скажи, что мне сделать, чтобы ты не плакал? Солнце мое… сердце мое… свет мой… Только скажи… Все, что хочешь, немедленно, сию секунду, только пожелай, только пожелай, любимый…
Торрен не отстранялся, наоборот – покорно подставлял лицо губам Сирина, однако слезы его не высыхали.
— Не стоит он того, не стоит! – как заведенный повторял Ро’Шерр. – Тор, ты же… ты мне сердце разрываешь своими слезами!
Торрен широко распахнул глаза, услышав эту фразу.
— Я не могу, не могу смотреть на то, как ты плачешь, как ты мучаешься, любимый мой, единственный, сокровище мое… — продолжал Сирин, сцеловывая соленые капли с его щек. – Не плачь, не плачь, счастье мое… Скажи, чего ты желаешь – все, все исполню…
Торрен снова всхлипнул и, подавшись вперед, обвил руками шею Советника, пряча лицо у него на груди. Сирин тихо охнул, понимая.
И, как можно более бережно взяв принца на руки, понес его в покои.
Торрен продолжал плакать, пока Сирин торопливо раздевал его и хаотично покрывал поцелуями все его тело. В этот вечер Королевский Советник превзошел сам себя – он был безумно, исступленно, трепетно нежен, так нежен, что физическое наслаждение даже заставило Торрена забыть о душевной боли, затопило ее, загасило, пролилось по всему телу, расслабляя мышцы и успокаивая каждую клеточку тела. И он забыл. Но – ненадолго.
Сирин взял его три раза – не столько из-за своего собственного возбуждения, сколько желая доставить Тору как можно больше удовольствия и измотать его так, чтобы он, уставший, заснул, не имея более сил плакать, и проспал без снов до самого утра.
Утром же Сирин долго стоял на коленях у постели Торрена, осыпая поцелуями его руки, прижимая их к щекам, обнимая ноги принца, прижимаясь губами к его волосам, и снова, снова и снова невероятно нежно признавался в любви и клялся в вечной преданности.
— Мой принц… — выдохнул Сирин, обвивая руками талию Тора и кладя голову ему на колени. – Мой единственный принц… Я ваш. Я только ваш. Навеки. Приказывайте, мой принц. Приказывайте все, что угодно. Я исполню любое ваше желание. Только прикажите.
Казалось, прикажи Торрен ему сейчас пойти и убить короля Норрена и Триона и посадить на трон его, младшего принца, — Сирин не задумается ни на секунду и тут же отправится выполнять задание.
— Я ваш, мой принц. Навсегда. Я принадлежу вам, вам и только вам. Целиком, всем своим существом, всеми мыслями и помыслами – я только ваш, мой принц.
Торрен, ничего не говоря, перебирал руками серебристые волосы Сирина – и то было величайшее блаженство и величайшая ласка для Королевского Советника.
Через неделю прибыли светлые эльфы.
Строфа 5Строфа 5. Пассаж "Удар" (Он меня не простил…)
Торрен приходил. Не каждую ночь, примерно через день, порой – раз в три дня, но Сирин был на седьмом небе от счастья – ведь его любимый принц принадлежал ему. Тор отдавался, он жался к Советнику, как бездомный щенок, просящий о ласке, ищу-щий тепла, он умолял любви и внимании – и Сирин изливал на него всю нежность, что у него была, он был чуток и осторожен, он был мягок и деликатен, порой – неудержимо страстен и горяч, но – никогда груб или жесток. И Торрен, кажется, даже начал доверять ему.
И Сирин уже не обращал внимания на то, что во время занятий любовью его принц произносит имя своего старшего брата.
Сирин был счастлив. Сердце его каждый раз радостно трепыхалось, едва он слышал легкий скрип двери, и начинало колотиться как бешеное, когда он видел тонкую, гибкую фигурку, бесшумно проскальзывающую в его покои. Торрен приближался к нему сам, одним плавным движением усаживался на колени, обвивал руками шею и медленно приближал лицо – но целовал первым всегда Сирин. Тор только отвечал – и этого Ро’Шерру хватало с лихвой.
Советник подхватывал принца на руки и, осыпая его лицо поцелуями, нес на кровать, бережно опрокидывал на одеяло, не спеша стаскивал одежду. Торрен был покорен – наверно, даже свяжи его Сирин или пожелай он взять его грубо, причинив боль, поиздеваться над ним, помучить его, он бы и тогда не воспротивился. Ведь все это происходило по просьбе Торрена, и принц, видимо, считал себя обязанным Советнику.
Сирин любил по утрам просыпаться первым и, повернувшись набок, молча любоваться лицом спящего принца, изредка перебирая его длинные волосы или легонько водя кончиком пальца по нежной коже. Он не решался будить его, но когда Тор просыпался, то получал от заждавшегося его пробуждения Советника щедрую порцию утренних поцелуев и объятий.
А потом он уходил.
А ночами – возвращался.
Трион всегда был сильным. И, хотя это казалось ему самому невероятным, он в какой-то степени смирился со своим горем – со знанием, что у его братишки есть другой. В душе Трион смеялся над собой – дурак, сам ведь говорил, что не питает никаких надежд и даже не собирается ничего предпринимать, а ведь попытался и, когда понял, что все потеряно, чуть не свихнулся. Видимо, надежда у него все-таки была, хотя он сам себе в этом не признавался.
Маска сурового и надменного принца дроу так прочно приклеилась к лицу, что даже Оллеро удивлялся тому, каким холодным и жестким стал его друг. Маска вросла в кожу, слилась с ней, заставила застыть черты лица – а ведь она была всего лишь эхом той пустоты, что поселилась в груди Триона, ее отражением, ее проявлением, ее детищем. И чем заполнить эту пустоту, да и можно ли вообще это сделать, Трион не знал.
Но, как оказалось, можно. Пустота взорвалась и наполнилась огнем и яростью – внезапной, обжигающей, горькой.
Трион отстраненно замечал, что Сирин Ро’Шерр в последнее время выглядит необычно веселым и довольным жизнью, но был слишком занят своими проблемами, чтобы обращать внимание на Королевского Советника. Зато от Торрена, как кронпринц ни старался, он часто не мог отвести глаз. Дариэль уехал месяц назад, так что Тор остался без любовника, и Триону было интересно, каково сейчас его братишке. В первые дни Торрен чах просто на глазах, чем немало тревожил старшего, но вскоре оправился, расправил плечи и снова начал улыбаться, и Трион успокоился.
Он не знал.
До одного званого вечера, во время которого он, как всегда, невольно наблюдал за своим братишкой.
Торрен стоял в отдалении, за столом с десертами, не привлекая внимания, и потому никто не заметил, как Королевский Советник подошел к принцу и положил руку ему на талию.
Триона будто пронзила раскаленная стрела.
Сирин!
Эта белобрысая язва нагло лапала его младшего брата! И если бы только лапала! Сирин нашептывал Торрену на ушко что-то нежное, мимолетно касался губами его щеки, гладил волосы, а потом, улучив момент, повел прочь из зала. Трион незаметно последовал за ними. Он намеренно дал им уйти немного вперед, чтобы они, упаси боги, не обнаружили его, а потом, когда заглянул в маленькую гостевую комнатку, куда зашла парочка, прирос к месту.
Сирин и Торрен занимались любовью.
Прямо на столе, скинув на пол все, что на оном столе находилось, не замечая ничего вокруг, полностью поглощенные друг другом. Сирин медленно, с наслаждением раздевал принца, что-то сладко приговаривая, целуя его лицо и шею, а Торрен откидывал голову назад и покорно распластывался на столешнице, позволяя Советнику делать с собой все, что угодно.
Трион промчался по коридорам как безумный и опомнился только у порога своих покоев. Распахнул двери, едва не сорвав их с петель, схватил бутылку вина и, упав в кресло, приложился к горлышку.
Трэш фар’рехт! Эта белобрысая сволочь трахает его брата!
Осушив бутылку на треть, Трион наконец оторвался от нее и обмяк в кресле, пытаясь привести в порядок скачущие мысли и унять бешено бьющееся сердце.
Торрен спит с Сирином. Трэш, а как же Дариэль? Может, его братишка и светлый поссорились? Расстались? Один из них бросил другого? Да нет, Трион бы заметил, даже если бы малолетки попытались это скрыть. Когда они прощались перед отъездом Дариэля, кронпринц не почувствовал никакого напряжения или притворства в их поведении. Но Тор…
Он что, изменяет своему любовнику?
Да нет, невозможно! Трион раздраженно взлохматил волосы. Торрен не такой, он не станет обманывать!
Или же… Трион замер от внезапной догадки.
Он спит с двумя?!
Кронпринц зло скрипнул зубами.
«Вот как, братишка. Играем на два фронта. А ты у меня не промах…»
Он злился, злился безумно, но злость эта была вызвана ни чем иным, как ревностью и завистью.
Эти двое, они трахают его брата, они могут быть с ним, могут целовать его, ласкать, могут брать его – а он, любящий его больше всего на свете, не может!
А Торрен… Если бы он действительно был влюблен в кого-то одного, Трион бы смирился с этим, попытался бы подавить собственное чувство, заставил бы себя порадоваться счастью братишки. Но с двумя…
Нет, не бывает любви к двоим! Принадлежать всем сердцем можно лишь кому-то одному! Нельзя, нельзя любить двоих!
Трион внезапно замер, поняв, ЧТО он только что подумал.
Нельзя любить двоих.
А любить родного брата – можно?
Трион, зло шикнув сквозь зубы, сцапал бутылку с вином. Этой ночью он планировал напиться до потери сознания.
Торрен смотрел на старшего брата с недоумением и обидой. За сегодняшний день Трион уже пять раз грубо отшил его, когда Тор сунулся к нему с вопросами относи-тельно приезда светлоэльфийской делегации.
И не только сегодня – в последние дни Триона было не узнать. Нервный, резкий, постоянно на всех огрызающийся, он уже сделал заиками треть темноэльфийского двора. Он как вихрь влетал в самые жаркие споры, не боялся по полной пикироваться с Сирином Ро’Шерром и даже осмелился надерзить отцу!
А уж как он обращался с младшим братом… Пару раз он едва не довел Торрена до слез, за что кронпринца хором осуждали свет, министры, советники и родители. Но Триону, казалось, на все было плевать. Только с Оллеро он разговаривал более-менее нормально, остальные же боялись к нему даже подступиться.
И никто не знал, что вечерами старший принц дроу лежит на кровати, безжалостно сминая подушку, и беспрерывно стонет, рассказывая лучшему другу о своей безответной любви.
— Я не знаю, Оллеро, — жалобно говорил Трион. – Едва я вижу его, меня берет такая злость… Мне хочется ударить его. Ударить! Торрена! Да я… Но Оллеро, этот паршивец спит сразу с двумя… а может быть, и с кем-то еще!
— Трион, ты же ничего не знаешь, — успокаивал его Дро’Шанети. – Этому может быть объяснение.
Трион мрачно усмехался.
— Разумеется. Объяснение есть. Мой братишка так прекрасен, что его хотят все. Так что я при всем желании не могу осуждать светлого и эту белобрысую язву.
Трион так ничего и не сказал толком о времени приезда делегации из Веллариэля, так что Торрен, желающий знать, когда ему ждать Дариэля, подстерег брата в пустом коридоре королевского замка.
— Трион! – Тор вырос перед братом буквально из ниоткуда. Кронпринц поморщился.
— Опять ты. Да что тебе от меня надо?
— Скажи мне, когда приезжают светлые эльфы, и я от тебя отстану! – упрямо сказал Торрен.
Трион осклабился.
— Что, не можешь дождаться своего светлого дружка?
— Я соскучился, — тряхнул головой Тор. – Трион, ну в самом деле, что ты вредничаешь?
Кронпринц фыркнул и, обогнув брата, пошел дальше.
— Трион! – возмущенный Тор схватил его за рукав. – Да что с тобой, трэш фар’рехт, происходит?
Трион внезапно грубо оттолкнул его.
— Со мной? Ничего! А вот что с тобой происходит, братишка?
— Что? – Торрен непонимающе воззрился на брата. – Трион, ты о чем?
Кронпринц уже мысленно ругал себя последними словами за то, что сорвался. Он ни в коем случае не хотел, чтобы Торрен знал, что он видел. Трион лихорадочно искал способ сменить тему.
— О том, что у меня нет времени возиться с капризными и своенравными мальчишками вроде тебя! – припечатал он брата. – Тор, тебе уже за сто! Когда ты повзрослеешь?
При виде обиженной мордашки младшего у Триона сжалось сердце. «За что? – говорили глаза Торрена. – Что я тебе сделал? За что ты меня так?»
«Боги, какая же я сволочь…» — мысленно скрипнул зубами кронпринц.
— Трион… ты что… Я же… я же ничего… — растерянно пробормотал Торрен.
Трион скривил губы.
— У меня куча дел. Так что будь добр, не путайся у меня под ногами.
Он сделал шаг, но Торрен вдруг бросился следом за ним, схватил брата за запястье.
— Трион!..
Кронпринц сначала и сам не понял, что произошло. Он просто резко развернулся, машинально вскинул руку… а потом вдруг увидел, что Тор отшатывается от него, прижимая ладонь к щеке.
Трион прирос к месту. Сердце его пропустило удар, еще один… а потом заколотилось как безумное, и все тело пронзила острая, горячая, острозубая боль.
Он ударил его.
Он ударил своего младшего брата!
Злой огонь утробно взревел в его груди, сыто облизнулся и продолжил терзать его изнутри, обгладывая кости и вытягивая кровь.
Торрен смотрел на брата – изумленно, жалобно, растерянно, не веря, не желая верить. Однако боль, обжигающая его щеку, говорила сама за себя.
Старший брат его ударил.
Трион сжал кулаки, так что ногти до крови впились в ладони. Ему потребовалась вся его сила воли и все самообладание, чтобы сказать:
— Не попадайся мне на глаза, — а потом развернуться и уйти.
Двигался он с трудом, каждое движение – даже взмах ресниц, не говоря уже о шагах, — причиняло невыносимую боль, и ему казалось, что душа его разорвана на миллионы клочков, искусана, продырявлена, истоптана, сожжена. Сердце же… сердце продолжало биться, но самому Триону казалось, что он мертв.
«Я ударил его… я ударил его…» — тупо билась в его голове навязчивая, страшная, жестокая мысль.
Торрен потрясенно смотрел вслед уходящему брату. Когда тот скрылся за углом, младший принц упал плечом на стену и закрыл лицо руками. Ему было больно как никогда в жизни.
Трион, старший брат… Любимый, желанный, ненаглядный старший брат ударил его. Оттолкнул, прогнал, отшвырнул от себя! Он ненавидит его, он презирает его, он видит в младшем всего лишь раздражающую обузу! Он холоден с ним, он резок, он груб – он ненавидит его!
Боль была такая, что внутри все, казалось, было выжжено дотла. Вырвано, истерзано, измолото, поругано.
За что? За что Трион его так ненавидит?!!
— Торрен?!
Голос Сирина. Младший принц поднял голову – и успел заметить, как глаза стоящего в нескольких метрах от него Ро’Шерра затопила бешеная, слепая, дикая ярость.
— Торрен, что случилось? – Советник подлетел к Тору, схватил его за плечи. – Ты плачешь? Кто тебя обидел?
В нем пылало неистовое желание немедленно найти обидчика своего принца, швыр-нуть его к ногам Тора, чтобы ползал по полу, целовал сапоги его высочества, умолял о прощении до тех пор, пока Торрен не будет удовлетворен, а потом – четвертовать, колесовать, посадить на кол, живьем снять с него кожу и вообще применить на нем все существующие способы казни, чтобы сторицей отомстить за боль и слезы младшего принца.
Сирин заметил красный след удара на щеке Тора – и глаза его вспыхнули так, что принцу стало страшно.
— Кто? – хрипло спросил Советник, сжимая плечи Тора. – Какой ублюдок это сделал? Кто посмел? Кто… убью… уничтожу… превращу в пепел… я обеспечу ему такие пытки, что он будет умолять меня о смерти… Кто? Торрен, кто?!
Тор всхлипнул.
— Т… Трион…
Сирин откинул голову назад как от удара.
— Трион?!
«Клянусь богами и Демиургами, наш мир сошел с ума! Чтобы Трион… ударил… Тора…»
Младший принц щмыгнул носом, скуксился и, уткнувшись в грудь Сирина и крепко обняв его, зарыдал – громко, не стесняясь своих слез, выплакивая всю боль, что накопилась в его душе, зная – Сирин поймет, утешит, приласкает, укроет, защитит…
— Тор… Тор! – Советник судорожно стиснул принца в объятиях и начал гладить его по голове. – Тор, милый мой, любимый, драгоценный, не надо… Не стоит он твоих слез! Не стоит!
Торрен вздрогнул. «Дариэль говорил то же самое…»
— Да весь… весь этот мир не стоит даже одной твоей слезинки! Тор, любовь моя, не надо, — Ро’Шерр, взяв лицо принца в свои руки, принялся осыпать поцелуями его губы, нос, щеки, лоб, брови, глаза, виски, подбородок. – Не плачь, умоляю! Я… только скажи мне – я для тебя все сделаю! Только скажи! Скажи, что мне сделать, чтобы ты не плакал? Солнце мое… сердце мое… свет мой… Только скажи… Все, что хочешь, немедленно, сию секунду, только пожелай, только пожелай, любимый…
Торрен не отстранялся, наоборот – покорно подставлял лицо губам Сирина, однако слезы его не высыхали.
— Не стоит он того, не стоит! – как заведенный повторял Ро’Шерр. – Тор, ты же… ты мне сердце разрываешь своими слезами!
Торрен широко распахнул глаза, услышав эту фразу.
— Я не могу, не могу смотреть на то, как ты плачешь, как ты мучаешься, любимый мой, единственный, сокровище мое… — продолжал Сирин, сцеловывая соленые капли с его щек. – Не плачь, не плачь, счастье мое… Скажи, чего ты желаешь – все, все исполню…
Торрен снова всхлипнул и, подавшись вперед, обвил руками шею Советника, пряча лицо у него на груди. Сирин тихо охнул, понимая.
И, как можно более бережно взяв принца на руки, понес его в покои.
Торрен продолжал плакать, пока Сирин торопливо раздевал его и хаотично покрывал поцелуями все его тело. В этот вечер Королевский Советник превзошел сам себя – он был безумно, исступленно, трепетно нежен, так нежен, что физическое наслаждение даже заставило Торрена забыть о душевной боли, затопило ее, загасило, пролилось по всему телу, расслабляя мышцы и успокаивая каждую клеточку тела. И он забыл. Но – ненадолго.
Сирин взял его три раза – не столько из-за своего собственного возбуждения, сколько желая доставить Тору как можно больше удовольствия и измотать его так, чтобы он, уставший, заснул, не имея более сил плакать, и проспал без снов до самого утра.
Утром же Сирин долго стоял на коленях у постели Торрена, осыпая поцелуями его руки, прижимая их к щекам, обнимая ноги принца, прижимаясь губами к его волосам, и снова, снова и снова невероятно нежно признавался в любви и клялся в вечной преданности.
— Мой принц… — выдохнул Сирин, обвивая руками талию Тора и кладя голову ему на колени. – Мой единственный принц… Я ваш. Я только ваш. Навеки. Приказывайте, мой принц. Приказывайте все, что угодно. Я исполню любое ваше желание. Только прикажите.
Казалось, прикажи Торрен ему сейчас пойти и убить короля Норрена и Триона и посадить на трон его, младшего принца, — Сирин не задумается ни на секунду и тут же отправится выполнять задание.
— Я ваш, мой принц. Навсегда. Я принадлежу вам, вам и только вам. Целиком, всем своим существом, всеми мыслями и помыслами – я только ваш, мой принц.
Торрен, ничего не говоря, перебирал руками серебристые волосы Сирина – и то было величайшее блаженство и величайшая ласка для Королевского Советника.
Через неделю прибыли светлые эльфы.