Исповедь

[nashalarella]

Исповедь

Автор: Xsana

Фэндом: Лейна
Персонажи: Сирин/Торрен, Трион/Торрен

Рейтинг: R
Жанры: Ангст, Драма, Фэнтези, POV, Романтика, Слэш (яой)

Размер: Мини, 6 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен Описание:
Исповедь Королевского Советника Сирина Ро'Шерра

Примечания автора:
Спасибо шипперам пейринга Сирин/Тор за вдохновение >_<

И твои обнимая колени,
Я тебя обесчещу любовью…
Джэм, «Мое счастье»


Кажется, сходить по тебе с ума становится чем-то естественным, мой принц.
Я ведь и правда схожу с ума. На званых вечерах, на ужинах, на тренировках, да просто при встречах в коридорах дворца – я не могу отвести от тебя глаз. Меня бросает в дрожь при одном взгляде на твои длинные иссиня-черные волосы, на твои чудесные изумрудные глаза, которые гневно холодеют, когда ты замечаешь меня, на твои четко очерченные, но еще по-детски припухлые губы… Невыносимое желание прикоснуться к ним сдерживает только здравый смысл, которым я всегда славился и который в последнее время явно начинает покидать меня.
Ибо какой здравый смысл может быть у безумного влюбленного?
Это помешательство по тебе, мой прекрасный принц, помешательство, слепое, исступленное обожание, это дикая, сжигающая изнутри страсть. Поначалу я этого не понимал – для меня, как и для тебя, это было всего лишь забавно-опасной игрой, рискованно-веселым развлечением, средством развеять скуку. Осознание того, что все это – по-настоящему, приходило медленно, но неумолимо. Я даже не удивлялся – я просто недоумевал, не веря, что кровь действительно бросается в голову, когда ты появляешься рядом, что сердце заходится в диком, взволнованном ритме, что мускулы сводит сладкой судорогой, когда ты склоняешь голову набок и темные волосы скользят по точеному изгибу обнажившейся шеи, что кулаки сами до боли сжимаются, а глаза пылают ледяной ревнивой яростью, когда ты подходишь к кому-то другому…
Я уже давно перестал задаваться вопросом, как я, жестокий, холодный, амбициозный, эгоистичный Королевский Советник, к которому с опаской относится даже старший принц, смог без памяти влюбиться в мальчишку. Я уже давно перестал недоумевать и относиться к этому как к игре. Я уже давно осознал и принял свои чувства. Я уже давно прекратил от них прятаться и сдался под их натиском.
Я давно перестал обращать внимание на чужие взгляды: подозрительные и хмурые – твоего брата, насмешливые – короля, недоуменно-заинтересованные – придворных. И даже призывы отца опомниться и не сходить с ума давно уже стали для меня пустым звуком.
А ты – ты злишься на меня, ненавидишь, побаиваешься… как и все окружающие, в общем-то. Но правда в том, что на их отношение мне наплевать – их страх и неприязнь меня даже радуют… но от тебя – от тебя одного я хотел бы любви.
Поняв, что эти чувства – настоящие, и ни уничтожить, ни задавить их нельзя, да и нет желания, я махнул на все рукой и начал действовать открыто. Я был с тобой подчеркнуто-мягок, почтителен и нежен, я позволял себе недвусмысленные движения и прозрачные намеки, я почти прямо говорил тебе: «Я люблю тебя, я схожу по тебе с ума, я хочу тебя…» — но все мои попытки наталкивались на ожесточенное отчуждение и недоверчивую злость.
Однажды я принес тебе цветы. Коралловые розы – символ страсти и желания. Я пришел утром, когда ты еще спал, и усыпал цветами твою постель. А потом присел на край кровати и разбудил тебя, проведя сочно-тугим бутоном по твоей бледной щеке и позвав тебя по имени. Ты привстал, изумленно огляделся, не понимая, бросил на меня ошарашенный, неверящий взгляд.
— Вам не нравится, мой принц? – промурлыкал я, поднося цветок ко рту и касаясь губами нежных лепестков розы. – Должно быть, я не угадал с выбором?
Глаза твои вспыхнули льдистым изумрудом – никогда я еще не видел тебя в такой ярости.
— Ты… ты издеваешься?! – прошипел ты, скалясь и выдвигая клыки.
Я удивленно вскинул бровь.
— Отнюдь, мой принц. Или я ошибся с цветом? Не любите коралловый?
— Мерзавец, — зло выдохнул ты. Я прищурился, наблюдая за тобой из-за прикрывающего мое лицо розового бутона. Что-то не так?
Ты резко тряхнул головой.
— Убирайся.
Я, не смея спорить, встал.
— Как пожелаете, мой принц.
— И забери свои цветы.
Я широко улыбнулся.
— Они теперь ваши, мой принц.
Чувствуя лопатками твой бешеный, ненавидящий взгляд, я величаво прошествовал к дверям. Вслед мне донеслось приглушенное проклятие.
Позже я узнал, что ты велел слугам собрать эти цветы и раздать их служанкам.
Тебя так раздражала моя любовь? Или просто ты так сильно ненавидел меня самого? Или мои чувства оскорбляли тебя, как мужчину, как принца дроу… Я не знал правды, но останавливаться не собирался.
Я еще пару раз присылал тебе цветы, передавая со слугами какое-нибудь роман-тичное послание, я шептал тебе горячие признания в шуме званых вечеров, я при-глашал тебя на танец во время королевских балов, я использовал каждый шанс для прикосновения, для сближения, для того, чтобы обратить на себя твое внимание, ощутить тепло твоего тела… О боги, как же ты злился! Ты скрипел зубами, рычал проклятия, отталкивал меня, шарахался назад, пронзал дикими, гневными взглядами, презрительно кривил губы, порой едва не доходил до слез от бессилия, от отчаяния, от неумения отразить мой натиск…
Но я даже не думал отступать. Раз я решил – ты будешь моим. Так или иначе.
Но я заблуждался, о боги, как же я заблуждался в причинах твоей неприязни! Как я был слеп… Моя репутация в данном случае сыграла против меня же.
Это произошло, когда я в очередной раз наведался в твою комнату – опять же с цветами, на этот раз – с мальвами, символизирующими «истерзанность любовью». Дарить тебе цветы доставляло мне необъяснимое удовольствие, я любил сравнивать тебя самого с цветами, отвешивать тебе витиеватые комплименты, намекая на то, что ты «хрупок и прелестен, как ландыш», «прекрасен и загадочен, как орхидея» или «скромен и стыдлив, как мимоза».
Был поздний вечер, ты отдыхал на кровати с книгой, и мое появления, разумеется, не вызвало ничего, кроме твоего недовольства и злости. Я грациозно поклонился, приблизился к тебе, положив цветы на прикроватный столик, сел рядом, бормоча какие-то нежные глупости. Ты, как ни странно, даже не огрызался – только следил за мной с какой-то усталой обреченностью и жалобностью.
И когда я коснулся твоей щеки, отводя с лица растрепанные темные волосы, ты вдруг качнулся назад, срываясь на громкий, пронзительный плач.
— Ну что я тебе сделал?! За что ты меня так мучаешь? Прекрати! Ты сторицей отомстил мне за мою шутку, довольно! – ты закрыл лицо руками, трясясь всем телом, всхлипывая и опуская голову. – Ну сколько можно? Неужели ты еще не наигрался? Тебе так нравится надо мной издеваться? Перестань уже! Что… что я тебе сделал, за что ты меня так… Ну почему ты никак не оставишь меня в покое?!
Я обомлел.
Так вот в чем было дело. Ты просто не верил, что игра стала действительностью. Ты не верил, что я на самом деле люблю тебя. Ты думал, что я все еще продолжаю мстить тебе за шутку с леди Тори и просто издеваюсь, намекая на свою благосклонность.
И это почему-то напугало меня сильнее твоей ненависти.
Я смутно помню, как упал на пол, обнимая руками твои колени, тяжело дыша от волнения и сжимающей сердце жесткой, пронзительной боли. Ты так удивился, что даже перестал плакать, и ошарашено посмотрел на меня сверху вниз.
— Так ты мне не веришь? – прошептал я. – Ты думаешь, что я просто дразню тебя? Что мне просто доставляет удовольствие издеваться над тобой? Глупый, глупый мальчишка… Я же люблю тебя, я схожу по тебе с ума, я сгораю от любви… я люблю тебя, я хочу тебя, я желаю тебя… Я…
Что я еще бормотал в полубезумном, жарком исступлении, ни ты, ни я не запомнили. Я лишь помню, как приподнялся, заглядывая тебе в лицо – совершенно растерянное, пораженное, непонимающее… Я помню, как набросился на тебя, жадно, до боли впиваясь в твои губы, как завалил тебя на кровать, разрывая на тебе рубашку, неистово, лихорадочно целуя, срываясь на укусы, нещадно щупая, гладя, царапая твое тело, прижимая тебя к постели, почти со слезами нашептывая слова любви, неустанно повторяя, что это правда, что я теряю разум из-за тебя, что постоянно мучаюсь от страсти, что я люблю тебя, люблю, люблю, люблю…
На твой дикий, пронзительный, полный ужаса и мольбы крик прибежал Трион. Он в ярости оттащил меня от тебя, швырнул в руки подоспевшей следом за ним страже, прорычал, пронзая меня убийственным, бешеным взглядом: «В темницу его!» Я даже не сопротивлялся – я бессильно обмяк в руках стражников и еще успел заметить, как твой брат садится на кровать, обнимает тебя, привлекает к себе, и как ты утыкаешься лицом в его грудь, цепляясь за его плечи, и громко, навзрыд рыдаешь…
В темнице я просидел три дня, прежде чем меня оттуда вытащил, как ни странно, мой отец. Наверно, наговорил королю, что я был не в себе, что я был пьян, околдован, что, возможно, неправильно понял какой-то намек младшего принца… Норрен, может быть, ему и поверил, а вот Трион – вряд ли. Во всяком случае, взгляд, которым наградил меня старший принц, выпуская из темницы, был очень красноречивым.
Впрочем, от отца мне досталось гораздо больше.
— Щенок! – хлесткая пощечина обожгла щеку. – Ты что, совсем рехнулся?! Что на тебя нашло?! Позор семьи Ро’Шерр! Да мне это пятно на нашей репутации теперь в жизни не смыть! Мразь! Подлец! Сукин сын…
Я молча терпел – мне было все равно. Я даже боли не чувствовал, пока отец жестко, с остервенением избивал меня. Я ничего не чувствовал – в груди было пусто.
— …изнасиловать принца! Принца! О чем ты только думал! Дрянь…
К своим обязанностям я вернулся только через неделю – пока зажили побои отца, пока он убедил короля, что подобного больше не повторится, пока я сам нашел в себе силы продолжать жить…
Ты пытался избегать меня, малыш, но как можно избежать встречи, если даже не знаешь, где можно встретиться? Сталкиваясь со мной случайно в коридорах, в галереях дворца, на тренировках, ты испуганно вздрагивал, с ужасом смотрел на меня и жался к брату, как маленький, цепляясь за его руку. Трион же одаривал меня мрачными взглядами – если бы такими можно было испепелить, от меня бы давно уже не осталось даже пылинки.
Поначалу мне не было даже больно – все чувства просто ушли без следа, оставив только горечь и сожаление. Боль пришла потом – и такая, что у меня не раз мелькала мысль наложить на себя руки. Но я не был бы Сирином Ро’Шерром, Королевским Советником, если бы не давил презрительно и беспощадно эти мысли в самом зародыше. Ну уж нет! Не дождетесь! Не доставлю я тебе такой радости, Трион! Я буду продолжать жить, чего бы мне это ни стоило и как бы ни трудно было существовать с разбитым сердцем.
Когда твой брат в очередной раз уехал из Сартара по делам, я снова пришел к тебе. Ужас, который промелькнул в твоих глазах, я не смог бы описать при всем желании. Но прежде, чем ты позвал на помощь, я метнулся вперед, закрывая тебе рот, и торопливо, умоляюще зашептал:
— Тише, тише… Клянусь, я не причиню тебе вреда… Успокойся, я ничего тебе не сделаю…
Наверно, было в моих глазах что-то такое, чему ты поверил. Слегка расслабив-шись, ты настороженно и выжидательно посмотрел на меня, отодвинувшись назад.
— Зачем ты пришел? – спросил ты.
— Попросить прощения…
— Я не прощу тебя! – быстро произнес ты, перебивая меня.
— …и сказать еще раз, что я люблю тебя, – закончил я, не обращая внимания на твои слова.
Ты скривил губы.
— Ублюдок…
Я молча опустился на пол, обнимая твои колени и утыкаясь в них лицом.
— Торрен… Я люблю тебя. Я схожу с ума без тебя. Я просто гибну без тебя.
Ты только сжал губы, ничего не ответив.
— Прости меня за тот раз… Я сорвался. Но больше…
— Уходи.
Я не шевельнулся.
— Уходи, Сирин, — ты тряхнул головой. – Я не хочу тебя видеть.
Я медленно поднял голову. Глаза твои влажно блестели, губы упрямо скривились. Я усмехнулся.
— Не стоит плакать из-за меня, мой прекрасный принц, — я поднял руку, проводя пальцами по твоей щеке. – Я того не стою. Все сокровища мира не стоят одной твоей слезы.
Ты хлюпнул носом, отводя взгляд. Я же, пользуясь моментом, прижался губами к твоим рукам, осыпая их жадными, нежными, горячими поцелуями и поливая их своими слезами…
Слезами? Когда это я научился плакать?
— Принц… мой прекрасный принц… мой повелитель… мой властелин… мой ко-роль…
О боги, да я если бы ты только попросил – я бы заставил весь мир упасть к твоим ногам, я расстелил бы пред тобой покрывало ночи, я поднес бы тебе в руках солнце, я расколол бы для тебя небо, я надел бы на твою голову корону из звезд… Если бы, если бы ты только захотел… Любое твое желание, любой каприз, любую прихоть, все, все, что угодно, ради тебя – все!
Я не выдержал – приподнялся, ловя губами шелк твоих волос. Они пахли цвета-ми… Какими? Явно не розами, не мальвами и не каллами – их запах я знаю, я дарил их тебе…
Я сам не заметил, как поцелуй мой поднялся выше, как коснулся твоего виска, как перешел на скулу… И мы оба не поняли, когда мои губы столкнулись с твоими.
Ты не понимал, что делаешь – так же, как не понимал и я. Я забыл, забыл, что, если я бываю нежен – а ведь таким я не был уже многие века, — мне невозможно противостоять, просто невозможно. Я соблазнил тебя, мой принц. Мои ласки расслабили твое тело, успокоили твой разум, смутили его, мои слова смешали твои мысли, опутали тебя, как паутиной, сбили с толку, очаровали… И ты отдался мне, мой принц. Ты стал моим. Той ночью ты принадлежал мне.
Но то был обман, мой принц. Временное помрачнение, мимолетное, ошибочное влечение, короткое, фальшивое безумие страсти, недолговечная лихорадка жела-ния… Я знал это. Знал… и все равно не остановился.
Утром ты плакал, ты рыдал в голос, от жгучего, пронзительного стыда, от осознания собственного позора, от совершенного тобой предательства, ты зарывался лицом в подушку, ненавидя и меня – своего обольстителя, — и себя – за то, что поддался моим чарам, что не оттолкнул меня, что позволил себя со-блазнить…
Об этом узнали. За пределы узкого круга посвященных, конечно, слухи не просочились, но тайной для королевской семьи это не осталось. Твой брат был в ярости – будь ты девушкой, он бы несомненно вызвал меня на дуэль, мстя за совращение сестры. Если бы, конечно, меня не заставили на тебя жениться, дабы спасти твою честь. Но ты – принц. Мужчина. И потому многого от меня требовать не могли.
Как ни удивительно, ты даже защитил меня. Ты честно сказал, что это было добровольно – о, надо было видеть, как смотрел на тебя твой брат! А ты, признавшись, бросил на старшего короткий, стыдливый взгляд, и закрыл лицо руками, вздрагивая от рыданий. Трион, поколебавшись, подошел к тебе – но ты отшатнулся, покачал головой, бормоча что-то вроде того, что твой поступок нельзя простить, что ты опозорился сам и опозорил королевскую семью, что тебя должны ненавидеть за это… Брата твои слова разозлили – и он просто привлек тебя к себе, довольно грубо велев заткнуться, и обнял, мягко поглаживая по голове. Прощение старшего стало для тебя неожиданностью и лишь вызвало новые слезы – и ты спрятал лицо на груди брата, продолжая чуть слышно всхлипывать.
А вот мой отец был готов убить меня – удержал его от этого только король Норрен, которому явно не хотелось терять такого Советника, как я. К тому же, старый хитрец явно наделся таким образом еще крепче привязать семью Ро’Шерр к трону и усилить свое влияние на Совет Высших Домов через моего отца – ведь именно он был Главой Совета. Норрен предложил решить конфликт без лишней крови – после такого проявления великодушия отец просто не мог не затянуть на себе ошейник преданного королевского пса и не поклясться правителю в вечной признательности. Ведь Норрен мог и вырезать дом Ро’Шерр под корень, показав всю силу гнева и всю ярость мести королевской семьи. Но он предпочел сделать из отца ручного сэльфинга вместо того, чтобы припугнуть остальные Высшие Дома на случай их возможной непокорности. Похоже, король был даже доволен сложившимися обстоятельствами. Воспользовался младшим сыном как пешкой в дворцовой игре, подлец…
Меня выслали в пограничный гарнизон. Что ж, могло быть и гораздо хуже… Я с головой окунулся в свои обязанности – только бы не думать о тебе, только бы не вспоминать ту нашу единственную ночь, только бы выбросить из головы мечты о твоей нежной, горячей коже, плавящейся под моими прикосновениями, о твоем гибком, стройном теле, о твоих душистых, шелковистых волосах, о твоих мягких, пылающих губах, с которых срывались тонкие стоны вперемешку со всхлипами... И мне – порой – даже удавалось.
Я вернулся спустя три года – по милости короля, довольному моей безупречной службой и трудом на благо королевства. Разумеется, моему возвращению мало кто обрадовался. Разве что отец – и то потому, что семья Ро’Шерр вроде бы начала восстанавливать свой авторитет.
Ты почти не изменился. И, встретив меня в переходе дворца, взглянул уже не испуганно и загнанно, как преследуемый хищником зверек, а хмуро, со спокойным, сдержанным недоверием и неприязнью и, как обычно, прижался к брату, незаметно вкладывая ладонь в его руку. Я понимающе усмехнулся.
В тот же день я прислал тебе сиреневые амаранты, невянущие цветы, символизи-рующие «неумирающую любовь».
Вечером мне принесли от тебя ответ. Ярко-желтые тюльпаны. Я только усмехнулся, зарываясь носом в душистые бутоны. Я ведь и не надеялся на взаимность, мой принц.
И только недавно, увидев, как в саду твой брат прикладывает к твоему виску хрупкую девственно-белую звездочку лилии, я понял, какими же цветами пахли твои волосы.
Лилии. Чистота и непорочность.
Ты – лилия. Нежная, изящная, чувственная, ранимая и невыразимо прекрасная лилия. Ты – лилия, в то время как твой брат – гордый, сильный, упрямый, надменный, величественный георгин. Хотя порой мне хочется назвать его чертополохом…
А я… Я, наверно, нарцисс. Холодный, жестокий, эгоистичный, обманчивый, ко-варный, непостоянный… Безнадежно влюбленный и бесконечно одинокий.
Пусть так. Но я все равно хочу, чтобы ты знал.
Я люблю тебя, мой прекрасный принц.