Брат мой, брат...

[nashalarella]

Самый крупный мой фанфик по Лейне.

Брат мой, брат...

Автор: Xsana

Фэндом: Лейна
Персонажи: Трион/Торрен, Дариэль/Торрен, Сирин/Торрен, чуть-чуть Трион/Оллеро, Норрен

Рейтинг: NC-17
Жанры: Ангст, Драма, Фэнтези, Hurt/comfort, Романтика, Слэш (яой)
Предупреждения: Инцест, OOC

Размер: Макси, 65 страниц
Кол-во частей: 13
Статус: закончен Описание:
Торрен влюблен в старшего брата вот уже много месяцев. И однажды он застает его с Оллеро...

Трион влюблен в младшего брата уже не первый год. И однажды он видит его отдающимся Дариэлю...

И оба слишком прочно вбили себе в голову мысли о запретности этих чувств.

Смогут ли они сломать свои убеждения и во имя любви совершить грех?

Примечания автора:
Эм... очень глубокий разбор темы кровосмешения ^^'''

Строфа 1

Строфа 1. Пассаж "Боль" (Эту боль настоями не унять...)

Эпиграф к фику:
Ambo meliores. Оба хороши.
Торрен рыдал так, что, казалось, у него вот-вот разорвется грудь от непомерной, невыразимой, жгущей, терзающей душу миллионами раскаленных зазубренных ножей боли, глаза ослепнут от слез, а голос просто исчезнет, выплаканный вместе с соленой влагой.
Дариэль мучился не меньше друга – от сочувствия, которое он не мог выразить, от злости на свое бессилие, от осознания того, что не может умалить боль Тора и утешить его, — и топтался под дверьми его комнаты, пока младший принц дроу рыдал в голос, зарывшись лицом в подушку. Он не желал никого видеть – и запер дверь на все известные ему заклинания, так что даже Вортону, до седых волос перепугавшемуся за внучка, пришлось повозиться с защитой несколько минут, прежде чем он смог заглянуть в покои Тора и убедиться, что тот не собирается вешаться или бросаться на меч.
Полчаса назад Торрен застал Триона страстно целующимся в коридоре с Оллеро Дро’Шанети. Вортон, увидевший выражение лица младшего внука, пришел в такой ужас, какого он не испытывал со времен своего разрыва с Тиль. Увлеченные Трион и Оллеро ничего не заметили, а вот лорд Шаррен и Дариэль всерьез опасались, что младший принц наложит на себя руки. Ведь Торрен был безумно влюблен в старшего брата вот уже несколько лет. Легкие интрижки с придворными дамами и разгульными девками Тор терпел – но пылкий поцелуй Триона с Оллеро, его лучшим и самым близким другом, мигом разрушил весь мир младшего принца дроу, разбив ему сердце и безжалостно растоптав его душу.
Дариэля, попытавшегося влезть с утешениями, Тор отшвырнул от себя как щенка. Он нагрубил Сирину (у которого по мере демонстрации младшим принцем его знаний темноэльфийского мата глаза принимали форму все более идеального круга), огрызнулся на кого-то из придворных и – о боги! – в лицо надерзил Вортону! А после этого ворвался в свои покои, понавесив на них столько защитных чар, что легче было снести дворец, чем открыть дверь, бросился на кровать и завыл, орошая слезами подушку и катаясь по кровати. Вортон, сумевший снять чары с дверей и заглянуть в комнату внука, лишь сочувственно изломал брови и вышел.
Дариэль метался около покоев друга, не находя себе места. Рыдания Тора хлестали его как бичи, и каждый всхлип, каждый вздох, каждый шорох выворачивал душу. Ему до сумасшествия хотелось влететь в комнату Торрена, обнять его, крепко-крепко, прижать к себе, поцеловать, успокоить, сказать, что эта скотина Трион не стоит его слез, что он просто не достоин его, что он, Дариэль, любит его больше всего на свете, что он ради него на все готов, пусть только Тор, его любимый, красивый, самый лучший в мире Тор не плачет… Ведь ничто – ничто! – в этом мире не стоит его драгоценных слез. Ничто. И уж тем более – этот ублюдок старший принц.
Дариэль несколько раз порывался сунуться к Тору, но его останавливал суровый взгляд Вортона. Лорд Шаррен не торопился покидать пост у дверей внучка – просто на всякий случай.
Торрен плакал долго. Когда он наконец затих и исступленный рев снизошел до редких всхлипов, Дариэль встрепенулся и шагнул было к комнате принца, но Вортон преградил ему путь.
— Не лезь, — сухо сказал он, и светлый эльф прирос к месту.
Вортон вошел и ненадолго замер у дверей. Тор лежал на кровати, зарывшись лицом в подушку. Плечи его вздрагивали. Вортон бесшумно подошел к нему и присел на край кровати.
— Торрен.
Принц даже не шевельнулся.
— Торрен.
Молодой дроу шмыгнул носом.
— Убирайся.
В другое время Вортон ни за что бы не простил подобную дерзость и прилюдно высек бы зарвавшегося внучка, но сейчас был не тот случай. Даже боль от двухсот плетей, нанесенных рукой самого лорда Шаррена, не умалили бы его душевных терзаний.
Вортон положил ладонь на макушку Тора.
— Торрен, не нужно.
— Уйди! – дернулся принц.
— Тор…
— Уходи!!! – взвыл молодой дроу и снова вжался в подушку, сотрясаясь в рыданиях. Вортон жалостливо сдвинул брови. – Уходи, не хочу тебя видеть! И Дариэлю скажи, чтобы перестал топтаться под дверьми!
— Торрен…
Принц всхлипнул, обрывая поток слов. Спина его дрожала.
— Уходи…
Пальцы Вортона зарылись в шевелюру внука, ласково и успокаивающе поглаживая.
— Торрен, успокойся.
Молодой дроу приподнялся на локтях, бросил на деда несчастный взгляд из-под упавших на лицо волос.
— Лорд Вортон... Что… что мне теперь делать? – голос его звенел как хрусталь – и от одного этого звучания у лорда Шаррена разрывалось сердце. Он чувствовал, как страдает его внук – он сам страдал так же те тысячи лет, что был в разлуке с Тиль.
Вортон пожал губы и, мягко обняв внука за плечи, притянул его к себе.
— Забудь его.
Тор вздрогнул.
— Просто – забудь.
— А вы… — вдруг дрожащим голосом произнес принц, — вы забыли Тиль за все те века, что искали и не находили ее?
Вортон замер.
И откуда у мальчишки такая мудрость?
Он не ответил.
Торрен уткнулся лбом в плечо деда и затих на несколько минут. А потом тихо сказал:
— Уходите.
Вортон, не говоря ничего, отстранился, провел рукой по голове внука и встал. Помедлил, собираясь что-то сказать, но не произнес ни слова. Он вышел из покоев внука и тут же наткнулся на полный тревоги взгляд Дариэля.
— Не трогай его.
Светлый эльф поник и опустил глаза.

На следующий день Торрен не вышел завтракать. Посланная за принцем служанка вскоре вернулась и сказала, что Его Высочество плохо себя чувствует и не хочет есть. Норрен переглянулся с женой. Дариэль до боли стиснул в руке вилку. Вортон сохранил невозмутимость, а вот Трион изумился – на его памяти братишка впервые отказывался от еды.
— Я схожу к нему, — он встал было, но под выразительным взглядом деда упал обратно на стул. «Не смей», — говорили глаза Вортона, и Трион не посмел ослушаться.
Однако он тревожился за брата и не мог нормально заниматься делами, так что днем Трион не выдержал и направился к Торрену.
Его младший пластом лежал на кровати. Когда Трион вошел, Тор слегка приподнялся, оборачиваясь, и кронпринц ужаснулся – его брат выглядел просто кошмарно. Красные глаза, резко обострившиеся черты лица, спутавшиеся и растрепавшиеся черные волосы, горькие складки у губ и, самое главное, взгляд – пустой, безжизненный, темный, полный какого-то тихого отчаяния и дикой, глубоко запрятанной боли.
— Во имя всех богов, Торрен, что случилось? – Трион быстрым шагом подошел к постели брата.
— Ничего, — сухой, лишенный эмоций голос Тора испугал кронпринца не меньше взгляда. – Просто дурно себя чувствую.
— Ты заболел? – Трион присел на край его кровати.
— Тебе какое дело? – внезапно огрызнулся Торрен. Старший дроу замер.
Торрен? Дерзит? Ему? Своему брату?! Когда он обычно и слова ему поперек не смел сказать?!! И, самое странное, без причины!
Хотя, пожалуй, причина как раз ясна – Тор действительно выглядел больным. Причем больным не столько физически, сколько духовно.
— Тор… что с тобой?
Младший принц удивленно посмотрел на брата – он ожидал чего угодно, от ответной злости до оплеухи за наглость, но отнюдь не такого мягкого и взволнованного тона.
Тор сжал губы. Уж лучше бы он его ругал…
— Уходи, — он снова лег и зарылся лицом в подушку.
— Тор…
— Уходи. Не хочу тебя видеть.
Трион изменился в лице. Но Тор, уткнувшийся в подушки, не мог этого видеть. И он не увидел, как в глазах брата темным всполохом промелькнула боль.
Трион медленно встал и бесшумно вышел из покоев.

Торрен не выходил из своей комнаты второй день. Король с королевой беспокоились все больше, их не успокаивали даже слова на удивление спокойного Вортона, а Дариэль бродил по коридорам бледной немочью, пугая прислугу. Трион же делал вид, что знать ни о чем не знает и занимался делами, пропуская мимо ушей любые упоминания о брате.
Дариэль не выдержал к вечеру второго дня. Плюнув и на предупреждающие взгляды Вортона, и на собственный страх, он пришел к покоям Торрена – точно зная, что он будет делать, не колеблясь и не сомневаясь.
Тор ему не ответил, и Дариэль вошел без стука. На двери покоев не имелось даже защитных заклинаний – Торрену было все равно. Младший принц лежал на кровати на животе, положив рядом с собой раскрытую книгу – не сразу Дариэль понял, что его друг дремлет. Понял он, только когда задел ногой кресло и шумом разбудил приятеля.
— Дариэль? – Тор, потирая глаза, сел на постели. – Чего тебе?
Светлый эльф остановился в шаге от кровати.
— Тор, ты должен это прекратить.
Принц хмуро взглянул на него.
— Ты же только себя мучаешь, — с болью продолжал Дариэль. – Пожалуйста, Тор. Перестань терзать себя.
— Дариэль, — в голосе Торрен странным образом переплелись и усталость, и равнодушие, и легкое раздражение, — прошу тебя, уйди.
— Не уйду, — заупрямился светлый эльф.
— Дариэль…
— Тор, я не могу смотреть на то, как ты страдаешь.
Принц вскинул на друга глаза.
— Ты ничем не можешь поможешь. Ухо…
Дариэль вдруг упал на кровать рядом с другом и, притянув его к себе за плечи, закрыл ему рот поцелуем – неловким, почти болезненным, но чувственным и горячим. Торрен остолбенел.
Дариэль отстранился.
— Я не могу, — прошептал он, опаляя дыханием щеку Тора, — я не могу стать Трионом. Но я могу заменить его.
Принц дроу изумленно вытаращился на друга.
— Тор… Я не могу, не могу больше молчать, — Дариэль обнял его, прижимая к себе изо всех сил, и Торрен почувствовал, как гулко и торопливо бьется о грудную клетку сердце эльфа. – Я так люблю тебя… А ты – ты видишь во мне лишь друга. Тор, я готов страдать от безответной любви, но я не хочу, чтобы от нее страдал ты. Я люблю тебя. Люблю безумно.
— Дариэль…
— Я знаю… знаю, что ты не сможешь полюбить меня так же. И я не прошу этого. Я готов быть заменой. Я буду рад этому. Я на все пойду, лишь бы облегчить твою боль. Лишь бы, — он отстранился, чтобы взглянуть в растерянное, недоуменное лицо Тора, — лишь бы ты был счастлив.
Торрен долго смотрел на Дариэля – он совершенно смешался, он не знал, как реагировать на неожиданное предложение друга, он и не подозревал даже, что Дариэль испытывает к нему такие чувства. Последние два дня он думал только о брате, терзаясь невероятной болью – пульсацией разбитого вдребезги сердца, — и даже подумывал о том, чтобы снова сбежать из дома. И слова Дариэля еще больше выбили его из колеи.
Заменить? Заменить Триона?
Тор опустил голову.
— Перестань, Дариэль. Это глупости…
— Что именно?
— Ты… не сможешь заменить его. И ты это знаешь.
— Я знаю. Но я сделаю все, что смогу, — уверенно сказал Дариэль. – Я не оставлю тебя, даже не проси! Я ни за что тебя не брошу. Ты… ты больше не будешь коротать ночи один.
Торрен вздрогнул и бросил на него изумленный взгляд.
— Я буду проводить ночи с тобой. Я буду скрашивать их для тебя. Я буду выпивать твою боль. Я заставлю тебя – пусть и временно – забывать об этих страданиях. Я буду дарить тебе – пускай и иллюзорно – минуты счастья и забвения.
Принц дроу промолчал. Он колебался.
— Позволь мне, Тор.
Торрен закрыл глаза. Дариэль ждал. Долго.
Пока вдруг не почувствовал сжавшиеся на его локтях пальцы Торрена.
— Сделай это, Дариэль.
Дариэль тяжело задышал. Разрешает? Он ему разрешает?
— Сделай, — попросил Тор, приникая к другу всем телом. – Сделай. Прошу тебя…
Светлый эльф закусил губу – и опрокинул Тора на постель.
— Ты… уверен? – прошептал он, торопливо расстегивая рубашку друга. – Ты ведь… я же буду первым?
Торрен горько засмеялся.
— Если не Трион, то уж лучше ты.
Дариэль вздрогнул. Сначала – от боли, а потом – от внезапного осознания: если бы не Трион, то, возможно, Тор любил бы его.
Дариэль глубоко вздохнул.
Замена… Всего лишь – замена. Пустой и жалкий суррогат.
Ну и что?
— Люблю тебя, — исступленного шептал Дариэль, покрывая поцелуями лицо Тора. – Не могу… люблю тебя… безумно… Все… ради тебя – все сделаю, только попроси… Люблю…
Торрен молча откидывал голову назад и закрывал глаза. Явно не от наслаждения. Чтобы не видеть лица друга? Чтобы представить вместо него другого? Или – чтобы сдержать слезы?
— Люблю… Тор… любимый мой…
Торрену стало жарко – торопливые, но нежные ласки и горячие поцелуи Дариэля возбудили его, и он уже изнывал от желания.
— Тор… любимый…
Торрен не выдержал – всхлипнул и закрыл глаза локтем. Дариэль остановился.
— Тор…
Дроу плакал – беззвучно, без злости, как он плакал недавно, а грустно, обессилено, отчаянно…
— Тор…
Дариэль склонился над другом, мягко отнимая его руку от лица.
— Тор, не нужно. Он того не стоит.
Из-под закрытых глаз принца продолжали катиться слезы.
— Тор… — Дариэль крепко обнял его. – Не надо. Этот гад недостоин твоих слез. Ничто в этом мире не достойно твоих слез. А этот… — он сцепил зубы, — этот подонок… Он надменный, он эгоистичный, он самоуверенный, он грубый, холодный, черствый и жестокий… Что ты в нем нашел?
Торрен не отвечал.
— Да ты… Тор, ты же… — Дариэль задохнулся от нахлынувших эмоций. – Ты же… неотразим! Ты добрый, ты отзывчивый, ты веселый, ты честный и открытый… и ты неимоверно красивый. Ты – солнце. А Трион – это мрак. Холодный, засасывающий, не знающий чувств, желающий владеть и повелевать. Я… я ненавижу его только за то, что ты из-за него так страдаешь!
Принц медленно поднял веки. Глаза его были красными, и длинные стрелки ресниц слиплись от слез.
— Я не знаю, прав ты или нет, Дариэль. Даже, скорее всего, прав…
— Да ты прекрасно знаешь, что я прав! Он ведь даже не пришел к тебе, хотя весь Сартар считает, что ты болен! Он не подумал о тебе! Не побеспокоился! Он преспокойно занимается делами и морщится при одном упоминании твоего имени! – пылал Дариэль. По его взгляду было понятно, что, будь его воля, он бы убил старшего принца за такое.
— Я знаю, Дариэль, — тихо ответил Тор, поднимая глаза к потолку. – Но я люблю его. Ничего не могу с собой поделать. Думаю только о нем. Мечтаю только о нем. Вижу во снах только его…
Дариэль с каждым его словом сильнее сжимал зубы.
— Люблю его. До боли. Но не волнуйся, — Торрен горько усмехнулся. – Нам не быть вместе. Во-первых, он видит во мне лишь глупого надоедливого мальчишку. Если он чего-то от меня и захочет – то разве что секса, но я не собираюсь становиться для него подстилкой на одну ночь. Мне нужны его чувства, его любовь, его нежность – а не простое удовлетворение потребностей тела. И то в высшей степени сомнительно, что он захочет затащить меня в постель – его привлекают красивые, яркие женщины, а отнюдь не сопливые мальчишки, — он скривил губы. – А во-вторых… — Торрен сделал паузу и едва слышно закончил: — он – мой брат.
Дариэль закусил губу.
— Сделай, — вдруг выдохнул Торрен, снова прижимаясь к другу. – Прошу, Дариэль… Сделай это… Возьми меня…
«Возьми меня».
Дариэль, охнув, накрыл губы друга жадным поцелуем.
«Как пожелаешь… все, что пожелаешь – все исполню… Только попроси. Одно только слово – и я сделаю все… Ради тебя – все».
— Брат… — сорвалось вдруг с губ Торрена, и у Дариэля сжалось сердце. – Трион…
— Тор…
— Я хочу его, Дариэль, — Тор печально посмотрел на друга. – Хочу. До безумия. Я хочу, чтобы он взял меня. Я… ты видел, какой он? Видел, как он тренируется с солдатами у казарм? Видел, как он красив, какое у него великолепное тело, какой он сильный, какой решительный, какой… Необыкновенный. Я… о боги, какой же я глупец! – Торрен снова закрыл лицо рукой. – Я вожделею собственного брата. Днями и ночами я думаю о нем. О его волосах, в которые так приятно зарываться пальцами. О его глазах, в которых блестит то острая насмешка, то тяжелая ярость. О его сильных, надежных, мускулистых руках, в которых так хорошо и уютно, в которых можно сколь угодно выгибаться и извиваться и которые не отпустят, ни за что, не дадут убежать, не позволят увернуться, о том, как приятно просыпаться в его объятиях и цепляться за его широкие, крепкие плечи. О его губах, немного грубых и жестких, искусных, властных, подчиняющих. О его коже, гладкой, мягкой, пахнущей чем-то чуть терпким и душистым… Я думаю о каждой родинке на его теле, о том, как здорово будет ночами запоминать их, водить по ним пальцами, целовать их… О том, как будет прогибаться кровать под двойным весом, шуршать снимаемая одежда, сминаться простыни, скользить по покрывалам длинные черные волосы и блестеть в глазах отблески свечного пламени. Я думаю о том, как он будет подготавливать меня, входить в меня, сначала – медленно, плавно, а потом – резко – до конца, как он начнет двигаться, сильно, то мягко, то жестко, то замедляясь, то ускоряясь… Как он будет шептать мне что-то едва слышно и прикусывать кожу на шее и груди, как после прижмет меня к себе, обнимет, поглаживая по голове, скажет что-нибудь ласковое, и как утром он проснется первым и разбудит меня поцелуем и признанием…
Я вижу, Дариэль… Я вижу каждый отблеск пламени на его волосах, каждую складку простыни, я слышу его жаркое дыхание и его низкий, хриплый голос, я чувствую его горячие прикосновения и первые легкие ласки… Я вижу… хотя и знаю, что ничего этого нет. Дариэль, мне кажется… я схожу с ума, — Торрен всхлипнул.
Дариэль не знал, как он еще может быть жив – разве можно жить при такой боли, когда сердце словно пропускают в тысяче мясорубок, когда душу обливают кислотой, когда по венам льется расплавное железо и когда каждую клеточку скручивает в страшном спазме?
«О боги, Тор… если бы ты знал, как больно мне от твоих слов…»
— Ты не сходишь с ума, — прошептал светлый эльф, наклоняясь к лицу другу. – Не сойдешь. Я не позволю.
Торрен поднял на него жалобный, растерянный, затравленный взгляд.
— Дариэль…
— Просто представь, что я – Трион, — тихо произнес Дариэль, стараясь, чтобы голос его не дрожал. Боль, тупо пульсирующая в его груди, взвыла с новой силой.
Притворяться другим… Другим, так что, даже отдаваясь ему, Торрен не будет принадлежать ему. Может быть, телом – будет. Но перед его закрытыми глазами будет стоять образ его брата, и он будет представлять, что это его пальцы скользят по его коже, лаская, что это его губы касаются его губ, что его голос шепчет ему трепетные и нежные слова любви, что по груди его скользят не белокурые волосы лучшего друга, а тяжелые иссиня-черные пряди старшего брата.
«Не мой, — с болью думает Дариэль, глядя на Тора сверху вниз. – Не мой. Будь ты проклят, Трион!»
Одежда давно скинута на пол, Торрен полностью обнажен, и кожа его алеет следами поцелуев и засовов. Он возбужден – он хочет, и хочет немедленно, он ластится к Дариэлю всем телом, умоляя взять его быстрее. Светлый эльф, сдерживаясь, подготавливает его, не спеша, старательно – все-таки у Тора это в первый раз.
В первый… Дариэль усмехается. Что ж, хотя бы он будет у Торрена первым. Стоит этим гордиться.
Гордиться? Тем, что он лишит невинности этого ангела?
Дариэль смеется своим мыслям. И кто тут из них двоих сходит с ума? Явно не Тор. Назови Дариэль его ангелом вслух, получил бы фингал под глаз. Как минимум.
«И все-таки… Я твой первый».
Торрен выгибается в руках друга, с силой цепляясь за его шею. И, когда Дариэль начинает двигаться, лицо его искажается, а с приоткрывшихся губ наконец срывается звук.
Имя.
— Трион…
Дариэль сжимает зубы, сдерживая злые слезы. Он яростно вбивается в тело Тора, вжимая его в простыни, проникая в него глубже, сливаясь с ним в одно целое, и Торрен мечется под ним, всхлипывая и кусая губы, и повторяет, бесконечно повторяет это имя:
— Трион… Трион… Трион… а-ах… Т-Трион… брат… Трион… Трион…
Из-под закрытых ресниц его брызжут слезы, а влажные черные волосы раскидываются по белому покрывалу.
— Трион, Трион, Трион… — снова, снова и снова, горячо, исступленно, умоляюще, как будто он уверен, что сейчас занимается любовью со старшим братом… а может, так и есть – может, для него эта навязчивая фантазия слилась с реальностью и – недолго, всего лишь до момента освобождения, — она и будет для него явью.
— Трион, Трион, Трион… — безумно повторяет Тор имя брата, рассыпая по лицу горячие слезы. Ему мнится, что сейчас он отдается брату – единственному любимому, недоступному и запретному, желанному и недосягаемому.
И, очнувшись от этого морока и осознав, что это была всего лишь игра его воображения, сладко-мучительная, старая и дразнящая мечта, он плачет в голос, метается по кровати, комкая простыни, и снова произносит имя брата, даже не глядя на сидящего на краю постели Дариэля, бьет кулаком по стене и бросается на подушку, и опять, опять, опять кричит шепотом:
— Трион, Трион, Трион…
И когда он немного успокаивается и сидит на кровати, опираясь руками о стену – скомканное одеяло обвивает его бедра, — Дариэль придвигается к нему и обнимает его сзади, стискивает в горячих объятиях, пристраивая подбородок на его макушку.
— Тор, все хорошо…
«Все хорошо. Я с тобой.
Я всегда буду с тобой».
И, может быть, Дариэлю кажется, что, засыпая, он слышит едва различимый, слабый голос Торрена:
— Спасибо.

— Когда мне придти? – спросил Дариэль утром, несмело перебирая волосы друга и разглаживая спутавшиеся черные пряди. Торрен перевернулся, посмотрел на него – грустно, смиренно, почти просяще.
— Просто не уходи.
Дариэль улыбнулся и, склонившись над Тором, накрыл его губы своими.
«Раз ты так просишь… Все, что угодно».