O sancta simplicitas!*
Часть 2После первого раза с Сирином Трион больше не хотел даже задумываться о любовных утехах с мужчинами. Не то, чтобы ему не понравилось: вспоминая ту ночь, он заливался краской и жаром, даже почти желая повторить. Однако его гордость, это проклятое наследие Д’Орсвитов, нещадно трепыхалась, заставляя вспоминать о том, что он — принц и когда-нибудь станет королём. Он не мог позволить кому бы то ни было быть над ним, быть сверху…
Он ошибался. Было как минимум два дроу в Сартаре, кому он мог позволить оседлать собственную гордость без особых угрызений совести. Однако в отношении их обоих он ни разу не думал в романтическом плане, так как первым из них был его собственный отец, а вторым — Вортон, лорд Шаррен.
И здесь он ошибался снова, поскольку вряд ли был в Сартаре ещё хоть один дроу, настолько искусный в деле любви, как его уважаемый предок.
Делом времени оказалось, что Вортон сам найдёт повод преподать урок своему внучку. Слухи о наследном принце и Королевском Советнике к тому времени уже успели немного поутихнуть, а Трион — заметно расслабиться в чужом присутствии.
И лорд Шаррен как-то поймал его одного в его кабинете, за кипой каких-то государственно важных бумаг, которые нужно было разобрать «непременно сегодня». Вначале внучёк пытался сопротивляться, но Вортону непросто было отказать.
…Вначале он учил его просто целоваться — Трион и этого-то не умел. Опытный Вортон оставлял на губах внучка липкие влажные поцелуи, от которых принц едва на стенку не лез. Как-то он попытался подтолкнуть предка к дальнейшим действиям, за что получил весьма болезненный укус и заявление, что «будет только один раз».
С тех пор Трион не торопился. Он учился терпеливо ждать. Учился доводить партнёра до полубезумного состояния, используя только губы и кончики пальцев — как-то ему даже удалось вырвать у Вортона полузадушенный стон, и он гордился этим почти две недели. Всё остальное время Вортон молчал, только иногда даря на ухо внуку ценные указания.
Трион едва заметил, как поцелуи успели спуститься ниже, на шею, на грудь, на живот. За окном начиналась осень, и сквозняки гуляли по влажным дорожкам, леденя обнажённую кожу. Но Трион не чувствовал холода; его начало бросать в жар от одной только мысли о следующем уроке.
Затем он начал обнаруживать себя раздетым в самых разных местах: у себя в кабинете, у отца в кабинете (пришлось спешно выдумывать оправдание, когда король вошёл и углядел на своём столе одевающегося сына), в коридоре, а один раз даже в парадном зале прямо перед приёмом каких-то послов… Триону тогда едва удалось сбежать, мелькнув голой спиной перед разгневанным отцом, но больше никому на глаза не попавшись.
Трион ничего не понимал — помнил только, что перед глазами его темнело, стоило Вортону его коснуться. Что становилось жарко, и он словно проваливался в какой-то полубред, что нёс какую-то полнейшую чушь, что пытался кусаться, царапаться, даже применять силу… а потом, когда приходил в себя, долго извинялся, мечтая о новом уроке.
И он не заставлял себя ждать. И снова было
А после горячих ладоней и мягких губ приходило истощение, усталое желание, которое молодому, горячему принцу приходилось удовлетворять самостоятельно.
Лорд Шаррен всё ещё ждал.
Долгожданный «один раз» наступил спустя почти три месяца, когда Трион уже начинал потихоньку сходить с ума, видя в коридорах призрак своего предка, целующегося с ним самим. Но Вортон не спешил даже сейчас. Он медленно, красиво обставил их свидание — камин, огромная кровать, вино, фрукты…
На последнее Трион не обратил никакого внимания, сразу накинувшись на Вортона, едва успев переступить порог комнаты. Кажется, он едва успел набросить «полог безмолвия»…
Трион уже знал прикосновения Вортона, его ладони, пальцы, губы на своей коже — но сегодня он дрожал, словно эти руки его касались впервые. Он знал, что сегодня будет их первая — и последняя — ночь, после которой не придётся прогонять своё жгучее желание.
Он сквозь туман видел, как на потолке вьются узорные тени, отбрасываемые костром, и чувствовал, как пляшут губы Вортона по его бёдрам. Скользнувший по животу влажный мягкий язык заставил его выгнуться, замотать головой по подушкам, прикусить пальцы, чтобы не визжать…
За продолжением приходилось гнаться, умолять о нём, потому что наслаждение превращалось почти в пытку, и временами боль вызывала судорожные спазмы. Нет, это была не та боль, какая бывает в первый раз — лорд Шаррен хорошо его подготовил. Он использовал три месяца с умом, научив Триона расслабляться, растягиваться — и получать от этого мучительное удовольствие.
Боль была другого рода — нетерпеливая, ноющая внизу живота, требующая выхода и разрядки. Когда Вортон наконец овладел им, первое, что пришло принцу в голову было — ну наконец-то!
Затем исчезло всё; перед глазами стояла тёмная пелена, и он не мог пошевелиться, он едва мог дышать. Дальше вспоминалась только глубокая чёрная бездна и падение — головокружительное, мучительно-прекрасное, и хотелось кричать «Ещё! Ещё! Ещё!!»
Утро забрезжило под ресницами намного раньше, чем хотелось Триону. Он распахнул глаза.
Вортон стоял у кровати, уже полностью одетый.
— …Почему ты уходишь?
Трион задал вопрос, приподнявшись на локте, с трудом сгибаясь в ноющей пояснице.
— Мой мальчик, этого более чем достаточно. Зачем затягивать то, что обязательно закончится? — Вортон мягко улыбался, собирая с плеч длинные белые волосы, заплетая их в небрежную косу. — Я научил тебя получать и дарить удовольствие…
— Но я не хочу, чтобы всё так заканчивалось! — выкрикнул Трион, садясь в постели.
Лорд Шаррен рассмеялся.
— Святая простота, тебя так просто свести с ума! Мой мальчик… ты ещё так юн. Ты не должен спешить. В твоей жизни ещё будет много сердечных привязанностей. Я хочу, чтобы ты запомнил сегодняшнюю ночь. Себя — и меня, какими мы были в ней. И ни в коем случае не сожалел. Может быть… потом…
Он коснулся лба внука губами — и по телу Триона побежала отчаянная дрожь. Он и вправду ещё не был готов к настоящим эмоциям, и хорошо понимал это сам. И теперь, перечёркнутое Вортоном, чувство опустошённости уходило, оставляя только сладкое предвкушение. Когда-то он будет, их второй раз. Обязательно будет!
*Святая простота! (лат.)